a64408b1     

Биленкин Дмитрий Александрович - Операция На Совести



Дмитрий Биленкин
Операция на совести
В больничной приемной было тихо, тепло и светло. Храм чистоты и
порядка, где даже никелированная плевательница на высоких ножках имела вид
жертвенника, воздвигнутого в честь гигиены.
Напротив Исменя, вскинув голову, как офицер на параде, сидел усатый
человек с немигающими темно-кофейными глазами. Фаянсовая белизна
воротничка туго стягивала его морщинистую шею. К плечу усатого жался
худенький мальчик с прозрачным до голубизны лицом. Над их головами
простирался плакат: "Духовное здоровье - залог счастья". Другие плакаты
возвещали столь же бесспорные истины.
"И-и-ы!" - тоненько присвистнуло за дверью, которая вела в
операционную.
Рука сына испуганно шевельнулась в ладони Исменя.
- Пап, а больно не будет?
- Не будет, я же тебе говорил, - привычно успокоил Исмень.
- Они могли бы поторопиться, - сказал усатый, ни к кому не обращаясь.
Исмень наклонил голову, чтобы выражение лица не выдало его мыслей. С
каким наслаждением он взял бы этого дурака за фаянсовый воротник и бил бы
его затылком о стену, пока не вышиб из него все тупоумие!
Глупо. Все они соучастники преступления, он сам - вдвойне, потому что
знает, но молчит. Этот усатый по сравнению с ним невинней невинного, ибо
ни о чем не догадывается, хотя мог бы сообразить и должен был бы
сообразить, если только у него действительно есть разум. Впрочем, в такие,
как сейчас, времена многие, наоборот, стараются избавиться от разума,
потому что это слишком опасно - выделяться среди других. Торжество
самопредательства - вот как это называется.
Шторы окна с мерным постоянством озаряло мигание вездесущей рекламы, и
тогда на багровеющем полотне проступала тень рамы, словно снаружи кто-то
неутомимо подносил к окну косой черный крест. "Распятие потребительства!"
- вздрогнув, подумал Исмень.
Из коридора послышался семенящий стук каблучков, дверь распахнулась, и
в приемную, волоча золотоволосую девочку, вплыла дородная дама в узкой
юбке до пят.
- Уж-ж-жасно! - пророкотала она, обводя взглядом мужчин. - Надо же -
очередь! Кто последний?
- Я, - сказал Исмень, приподнимаясь. - Но если вы торопитесь...
У него был свой расчет. Чем утомленней будут врачи, тем легче ему
удастся осуществить замысел.
- Вынь палец из носа! - прикрикнула дама на девочку, опускаясь на диван
и одновременно поправляя прическу. - Уж-ж-жасно тороплюсь!
- В таком случае рад уступить вам очередь.
- Я тоже не возражаю, - поклонился усатый.
- Весьма признательна! Нюньсик, ты никак хочешь плакать? Нюньсик,
посмотри на мальчиков, как тебе не стыдно! Дядя-врач прогреет тебя лучами,
и у тебя никогда-никогда не будет болеть голова... Ведь правда? - она
обернулась к Исменю.
- В некотором смысле - да, - согласился Исмень.
В некотором смысле это была правда. У золотоволосой Нюньсик, у мальчика
с прозрачным до синевы лицом, у многих детей, когда они вырастут, не будет
болеть голова от сострадания к другим людям. Растоптать человека им будет
все равно, что растоптать червяка. Равнодушные среди равнодушных, они
возопят лишь в то мгновение, когда несправедливость коснется их самих. Но
помощи они не сыщут, потому что сами не оказывали ее никому и никогда.
Исмень украдкой взглянул на сына, и сердце ему стиснула такая боль, что
в глазах потемнело от ненависти. Здесь, где чисто, тепло и светло,
ребятишки доверчиво жмутся к своим отцам и матерям - самым сильным, самым
мудрым людям на свете, - как будто предчувствуют недоброе и ищут защиты у
тех, кто их всегда защищал



Содержание раздела