a64408b1     

Биленкин Дмитрий Александрович - Давать И Брать



Дмитрий Биленкин
Давать и брать
Андрею Исидоровичу Думкину, начиная с темного, в полоску костюма и
кончая округлой манерой жестов, была свойственна та доля старомодности,
которая так хорошо сочетается с рядами тронутых временем книг и профессией
библиографа. Обычная при такой профессии добросовестность и стала причиной
случившегося с ним странного события.
Он допоздна засиделся в своем закутке, который так же трудно было
сыскать в лабиринте хранилища, как единичную клеточку памяти в недрах
кибернетической машины. Было тихо и безлюдно, когда он оторвался от
работы, лишь в отдаленном углу сверчком потрескивала газосветная трубка.
Перед тем как погасить настольную лампу, Андрей Исидорович устало
потянулся, снял нарукавники и подумал, что сегодня он, пожалуй, предпочтет
поездку по радиальной линии метро.
Как правило, он избирал кольцевую линию, поездка по которой не
требовала пересадки. Но ведь иногда, даже в ущерб удобству, хочется
разнообразия.
Уже погасив лампу, Андрей Исидорович проверил, в кармане ли авторучка,
поколебался - взять ли с собой записи, посмотрел на телефон, словно тот
мог напомнить о каком-нибудь забытом разговоре, - все лишь затем, чтобы
подготовиться к переходу в состояние уже не библиографа, а пассажира и
мечтающего об отдыхе домоседа.
Не сейчас, а позднее Андрею Исидоровичу явилась мысль, что люди вроде
него совершают в жизни путь, подобный замкнутому движению планет.
Существуют тысячи других миров, он может наблюдать их издали, узнавать о
них по книгам, но они ему недоступны. Исключительный случай мог бы его
ввести, допустим, в артистический мир, но он чувствовал бы себя в нем
неуютно, ибо там действуют свои страсти и заботы, свои притяжения и
отталкивания, и даже суточный ритм там иной, чем тот, к которому он
привык. А ведь артистический мир не более своеобразен, чем мир овцевода
или дипломата.
Но в тот вечер он ни о чем таком не думал. Он уже повернулся к выходу,
когда заметил скользящий по полкам фиолетовый луч.
Верней, не луч, а фиолетовый кружок сантиметра три в диаметре, перед
которым не вспыхивала в воздухе ни одна пылинка.
В первые несколько секунд Андрей Исидорович вообще ничего не ощутил: ни
замешательства, ни страха, ни даже любопытства. Просто стоял и смотрел,
как движется фиолетовый кружочек. Тот медленно скользил по корешкам, нигде
не расплываясь в овал, не расширяясь и не суживаясь, как если бы его
источник вела чья-то механически точная рука. Едва Андрей Исидорович
представил эту руку у себя за спиной, как спокойствию его пришел конец. Он
отпрянул, едва не опрокинув стул. Сзади, однако, никого не было, и
никакого видимого источника света тоже. Андрей Исидорович был один в
пустом книгохранилище, в своем закутке, по которому разгуливал призрачный
луч.
Другой человек, по логике вещей, мог бы тут издать вопль или решить,
что у него началась галлюцинация. Андрей Исидорович, однако, был слишком
сдержан и скромен, чтобы устроить переполох, а о галлюцинации он вовсе не
подумал, может быть, потому, что луч вел себя, с одной стороны, чересчур
обыкновенно, а с другой - обладал дикими даже для галлюцинации свойствами.
Андрей Исидорович сделал то, что было присуще его характеру.
Стряхнув оцепенение, с бьющимся сердцем, но без паники он обошел
стеллаж и убедился, что луч не просвечивает полки насквозь. По обе стороны
от себя Андрей Исидорович видел уходящие вдаль ряды книг, редко из-за
позднего времени горящие лампы, тот порядок, который был привычен и
незыблем



Содержание раздела